Биографии великих людей

  Главная                                   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я      


Григорьев Аполлон Александрович

Григорьев Аполлон Александрович



(16.07.1822 - 25.09.1864)



Потерпевнеудачу в любви, он внезапно уехал в Петербург. пробовал устроиться и вУправе Благочиния, и в Сенате, но, по вполне артистическому отношению кслужбе, быстро терял ее. Около 1845 г. он завязывает сношения с "Отеч.Зап.", где помещает несколько стихотворений, и с "Репертуаром иПантеоном". В последнем журнале он написал ряд мало чем замечательныхстатей во всевозможных литературных родах: стихи, критические статьи,театральные отчеты, переводы и т. д. В 1846 году Г. издал отдельноюкнижкою свои стихотворения, встреченные критикою не более какснисходительно. Впоследствии Г. не много уже писал оригинальных стихов,но много переводил: из Шекспира ("Сон в летнюю ночь", "Венециан. купца","Ромео и Джульету") из Байрона ("Паризину", отрывки из "Чайльд Гарольда"и др.), Мольера, Делавиня. Образ жизни Г. за все время пребывания вПетербурге был самый бурный, и злосчастная русская "слабость", привитаястуденческим разгулом, все более и более его захватывала. В 1847 т. онпереселяется обратно в Москву, становится учителем законоведения в 1-ймоск. гимназии, деятельно сотрудничает в "Моск. Город. Листке" и пробуетостепениться. Женитьба на Л. Ф. Корш, сестре известных литераторов, ненадолго сделала его человеком правильного образа жизни. В 1850 г. Г.устраивается в "Москвитянине" и становится во главе замечательногокружка, известного под именем "молодой редакции Москвитянина". Безвсяких усилий со стороны представителей "старой редакции" - Погодина иШевырева, как-то сам собою вокруг их журнала собрался, по выражению Г.,"молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями" дружескийкружок, в состав которого входили: Островский, Писемские, Алмазов, А.Потехин, Печерский-Мельников, Эдельсон, Мей, Ник. Берг, Горбунов и др.Никто из них не был славянофилом правоверного толка, но всех их"Москвитянин" привлекал тем, что здесь они могли свободно обосновыватьсвое общественно-политическое миросозерцание на фундаменте русскойдействительности. Г. был главным теоретиком кружка и знаменосцем его. Взавязавшейся борьбе с петербургскими журналами оружие противников всегочаще направлялось именно против него. Борьба эта Г. велась напринципиальной почве, но ему обыкновенно отвечали на почве насмешек, какпотому, что петербургская критика, в промежуток между Белинским иЧернышевским, не могла выставить людей способных к идейному спору, так ипотому, что Г. своими преувеличениями и странностями сам давал повод кнасмешкам. Особенные глумления вызывали его ни с чем несообразныевосторги Островским, который был для него не простой талантливыйписатель, а "глашатай правды новой" и которого он комментировал нетолько статьями, но и стихами, и при том очень плохими - напр,"элегией-одой-сатирой": "Искусство и правда" (1854), вызванноюпредставлением комедии "Бедность не порок". Любим Торцов не на шуткупровозглашался здесь представителем "русской чистой души" и ставился вукор "Европе старой" и "Америке беззубо-молодой, собачьей старостьюбольной". Десять лет спустя сам Г. с ужасом вспоминал о своей выходки иединственное ей оправдание находил в "искренности чувства". Такого родабестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Г.были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности иодною из причин малой его популярности. И чем больше писал Г., тембольше росла его непопулярность. В 60-х годах она достигла своегоапогея. Со своими туманнейшими и запутаннейшими рассуждениями об"органическом" методе и разных других абстракциях, он до такой степенибыл не ко двору в эпоху "соблазнительной ясности:" задач и стремлений,что уже над ним и смеяться перестали, перестала даже и читать его.Большой поклонник таланта Г. и редактор "Времени", Достоевский, снегодованием заметивший, что статьи Г. прямо не разрезаются, дружескипредложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким контрабанднымпутем привлечь внимание к своим статьям.



В "Москвитянине" Г. писал до его прекращения в 1856 г., после чегоработал в "Русской Беседе", "Библиотеке для Чтения", первоначальном"Русском Слове", где был некоторое время одним из трех редакторов, в"Русском мире", "Светоче, "Сыне Отеч. " Старчевского, "Русск. Вестнике"Каткова - но устроиться прочно ему нигде не удавалось. В 1861 г.возникло "Время" братьев Достоевских и Г. как будто опять вошел впрочную литературную пристань. Как и в "Москвитянине", здесьгруппировался целый кружок писателей "почвенников" - Страхов, Аверкиев,Достоевские и др., - связанных между собою как общностью симпатий иантипатий, так и личною дружбою. К Г. они все относились с искреннимуважением. Скоро, однако, ему почуялось и в этой среде какое то холодноеотношение к его мистическим вещаниям, в он в том же году уехал вОренбург учителем русск. языка и словесности в кадетском корпусе. Не безувлечения взялся Г. за дело, но весьма быстро остыл, и через годвернулся в Петербург и снова зажил беспорядочной жизнью литературнойбогемы, до сидения в долговой тюрьме включительно. В 1863 г. "Время"было запрещено. Г. перекочевал в еженедельный "Якорь". Он редактировалогазету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех,благодаря необыкновенному одушевлению, которое Г. внес в репортерскуюрутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такою жетщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился кявлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявляли большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценическогоискусства.



В 1864 г. "Время" воскресло в форме "Эпохи". Г. опять берется заамплуа "первого критика", но уже не надолго. Запой, перешедший прямо вфизический, мучительный недуг, надломил могучий организм Г.: 25 сентября1864 г. он умер и похоронен на Митрофаниевском кладбище, рядом с такойже жертвой вина - поэтом Меем. Разбросанные по разным и большею частьюмало читаемым журналам статьи Г. были в 1876 г. собраны Н. Н. Страховымв один том. В случае успеха издания предполагалось выпустить дальнейшиетома, но намерение это до сих пор не осуществлено. Непопулярность Г. вбольшой публике, таким образом, продолжается. Но в тесном круге людей,специально интересующихся литературою, значение Г. значительно возросло,в сравнении с его загнанностью при жизни.



Дать сколько-нибудь точную формулировку критических взглядов Г. - нелегко по многим причинам. Ясность никогда не входила в составкритического таланта Г.; крайняя запутанность и темнота изложения недаром отпугивали публику от статей его. Определенному представлению обосновных чертах мировоззрения Г. мешает и полная недисциплинированностьмысли в его статьях. С тою же безалаберностью, с которою он прожигалфизические силы, он растрачивал свое умственное богатство, не давая себетруда составить точный план статьи и не имея силы воздержаться отсоблазна поговорить тотчас же о вопросах, попутно встречающихся.Благодаря тому, что значительнейшая часть его статей помещена в"Москвитянине", "Времени" и "Эпохе", где во главе дела стояли либо онсам, либо его приятели, эти статьи просто поражают своею нестройностью инебрежностью. Он сам отлично сознавал лирический беспорядок своихписаний, сам их раз охарактеризовал как "статьи халатные, писанные нараспашку", но это ему нравилось, как гарантия полной их "искренности".За всю свою литературную жизнь он не собрался сколько-нибудь определенновыяснить свое мировоззрение. Оно было настолько неясно даже ближайшимего друзьям и почитателям, что последняя статья его - "Парадоксыорганической критики" (1864) - по обыкновению, неоконченная и трактующаяо тысяче вещей, кроме главного предмета, - является ответом наприглашение Достоевского изложить, наконец, критическое profession defoi свое.



Сам Г. всего чаще и охотнее называл свою критику "органическою", вотличии как от лагеря "теоретиков" - Чернышевского, Добролюбова,Писарева, так и от критики "эстетической", защищающей принцип "искусствадля искусства", и от критики "исторической", под которой он подразумевалБелинского. Белинского Г. ставил необыкновенно высоко. Он его называл"бессмертным борцом идей", "с великим и могущественным духом", с"натурой по истине гениальной". Но Белинский видел в искусстве толькоотражение жизни и самое понятие о жизни у него было слишкомнепосредственно и "голо логично". По Г. "жизнь есть нечто таинственное инеисчерпаемое, бездна, поглощающая всякий конечный разум, необъятнаяширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический выводкакой бы то ни было умной головы - нечто даже ироническое и вместе с темполное любви, производящее из себя миры за мирами". Сообразно с этим"органический взгляд признает за свою исходную точку творческие,непосредственные, природные, жизненные силы. Иными словами: не один ум,с его логическими требованиями и порождаемыми ими теориями, а ум плюсжизнь и ее органические проявления". Однако, "змеиное положение; чтоесть - то разумно" Г. решительно осуждал. Мистическое преклонениеславянофилов пред русским народным духом он признавал "узким" и толькоХомякова ставил очень высоко, и то потому, что он "один из славянофиловжажду идеала совмещал удивительнейшим образом с верою в безграничностьжизни и потому не успокаивался на идеальчиках" Конст. Аксакова в др. Вкниге Викт. Гюго о Шекспире Г. видел одно из самых цельных формулировок"органической" теории, последователями которой он считал также Ренава,Эмерсона и Карлейля. А "исходная, громадная руда" органической теории,по Григорьеву, - "соч. Шеллинга во всех фазисах его развития". Г. сгордостью называл себя учеником этого "великого учителя". Из преклоненияперед органической силой жизни в ее разнообразных проявлениях вытекаетубеждение Г., что абстрактная, голая истина, в чистом своем виде,недоступна нам, что мы можем усваивать только истину цветную, выражениемкоторой может быть только национальное искусство. Пушкин велик отнюдь неодним размером своего художественного таланта: он велик потому, чтопретворим в себе целый ряд иноземных влияний в нечто вполнесамостоятельное. В Пушкине в первый раз обособилась и ясно обозначилась"наша русская физиономия, истинная мера всех наших общественных,нравственных и художественных сочувствий, полный очерк типа русскойдуши". С особенною любовью останавливался, поэтому, Г. на личностиБелкина, совсем почти не комментированной Белинским, на "Капитанскойдочке" и "Дубровском". С такою же любовью останавливался он на МаксимеМаксимовиче из "Героя нашего времени" и с особенною ненавистью - наПечорине, как одном из "хищных" типов, которые совершенно чужды русскомудуху.



Искусство, по самому существу своему, не только национально - онодаже местно. Всякий талантливый писатель есть неизбежно "голос известнойпочвы, местности, имеющей право на свое гражданство, на свой отзыв иголос в общенародной жизни, как тип, как цвет, как отлив, оттенок".Сводя таким образом искусство к почти бессознательному творчеству, Г. нелюбил даже употреблять слово: влияние, как нечто чересчур абстрактное имало стихийное, а вводил новый термин "веяние". Вместе с Тютчевым Г.восклицал, что природа "не слепок, не бездушный лик, что прямо инепосредственно.



В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней естьязык.



Таланты истинные охватываются этими органическими "веяниями" исозвучно вторят им в своих произведениях. Но раз истинно талантливыйписатель есть стихийный отзвук органических сил, он должен непременноотразить какую-нибудь неизвестную еще сторону национально органическойжизни данного народа, он должен сказать "новое слово". Каждого писателя,поэтому, Г. рассматривал прежде всего по отношению к тому, сказал ли он"новое слово". Самое могущественное "новое слово" в новейшей рус.литературе сказал Островский; он открыл новый, неизведанный мир, ккоторому относился отнюдь не отрицательно, а с глубокою любовью.Истинное значение Г. - в красоте его собственной духовной личности, вглубоко искреннем стремлении к безграничному в светлому идеалу. Сильнеевсех путанных и туманных рассуждений Г. действует обаяние егонравственного существа, представляющего собою истинно "органическое"проникновение лучшими началами высокого и возвышенного.



календарь
январь
февраль
март
апрель
май
июнь
июль
август
сентябрь
октябрь
ноябрь
декабрь

Rambler's Top100
© 2008, "great-people.ru"